Выйти из боя - Страница 30

Лейтенант высунулся из кабины, проорал:

— Не оторвемся. Будет удобный рубеж, займем оборону, готовьтесь.

Катрин кивнула, еще раз глотнула из фляжки. Вода теплая, и алюминием от нее прет, но все равно полегчало. Девушка кинула фляжку скорчившемуся у борта ефрейтору. Промелькнувшая было мысль дать ему «наган» была явно нелепой, стоило взглянуть на помертвевшее остроносое лицо. Штыком обойдется, штрафник.

Магазин трехлинейки был полон. Катрин было приложилась, но тратить пулю передумала. Мотоциклы приблизились, но и сейчас невозможно разглядеть, сколько их там. Вот сволочи, и охота им пылью дышать? Валили бы по своим оккупационным делам.

Девушка сплюнула в клубящуюся за бортом пыль. Что у тебя за судьба такая? Было ведь уже нечто похожее: грузовик, погоня. Только в Африке, как ни странно, пыли было поменьше. Да и грузовичок тамошний хрен прострелишь. Мельчаем.

Катрин сунула пилотку за ремень, машинально отряхнула волосы. Как коротко ни стрижешься, а надо бы еще короче.

Из кабины на миг вынырнул Любимов.

— Сейчас… мост…

Катрин привстала, кинув взгляд вперед, сообразила. Мост через узкую речушку. Перед ним то ли брошенные, то ли сожженные машины. Рубеж лучше не представится. Водная преграда, как-никак.

Только машины помешают.

Не успев сообразить, что она, собственно, делает, Катрин кувыркнулась через борт.

«Вот дура».

Полет показался длинным, будто из стратосферы прыгнула. Приземление — убийственным. Девушку закрутило по жесткой земле, понесло. Несмотря на знания и подготовку, руки и ноги не сломала чудом. Когда лягушачьи кувыркания прекратились, Катрин оказалась стоящей в собачьей позе. Голова находилась в опасной близости с бампером брошенной на обочине машины. Полуторка стояла с распахнутыми дверцами, вокруг валялись нанизанные на проволоку связки каких-то запчастей. Еще один грузовик замер в пяти метрах впереди. «ЗИС-5» с фанерной будкой, из которой кишками сползали полуразвернутые рулоны светлой ткани. Машины-укрытия рядом — это хорошо, но вот вырвавшаяся из рук винтовка валялась на середине дороги.

Катрин юркнула под днище грузовика. Полуторка с товарищами по оружию уже проскочила деревянный мост. В стрекоте и пыли приближались немецкие мотоциклы. Густая завеса прикрыла десантировавшуюся девушку, но та же пыль не давала как следует вздохнуть. Катрин глотнула густой взвеси. Не хватало еще раскашляться.

Она видела, как затормозил на той стороне Николаич. Уловила даже движения выпрыгивающего с винтовкой из кабины лейтенанта.

Если он не успеет, останешься ты, как крыса, под этой вонючей машиной.

Немецкие мотоциклы трещали уже рядом. Катрин уловила обрывки громкой непонятной фразы. Взвела курок «нагана». Револьвер казался теплым, даже потным и сидел в ладони неудобно.

«Сбегай, поменяй на „беретту“».

Немцы увидели оставленный на той стороне грузовик и притормозили. Сквозь треск двигателей слышались голоса. Все это происходило метрах в тридцати от Катрин, и девушка злилась, что не понимает ни слова. Пыль чуть осела, и она разглядела сначала мотоциклистов, потом свою винтовку. Немцев было пятеро, мотоциклов два, возможно, старые знакомые. То-то на тот берег сразу не суются. Подрастеряли наглость.

Катрин глянула на винтовку и чуть не заскулила от разочарования. Всего каких-то метров десять, а не подберешься. Из трехлинейки сняла бы пару фрицев, и мяукнуть бы не успели.

Немец поднялся, поднес к глазам бинокль. Точно, тот самый. Несмотря на каску, Катрин узнала рыжего родственника покойного Ганса.

С того берега не стреляли. Понятно, этого астронома с биноклем хлопнешь, а остальные головы не дадут поднять.

Рыжий ничего не разглядел, опустил бинокль и закричал:

— Русский солдат! Сдавайсь! Комиссар нет. Война плохо. Жить корошо. Выходи.

— Выходи, подлый трус, — пробормотала Катрин про себя, прицеливаясь и прикидывая, попадет или нет.

— Иду! — тоненько-тоненько взвизгнули на той стороне.

Голос Катрин не узнала. Мелькнула мысль о какой-то странной хитрости.

И тут же она увидела Сопычева. Радист удивительно быстро, на полусогнутых ногах бежал к мосту. Несмотря на согбенное положение, он умудрялся высоко держать поднятые руки. В одной был зажат штык, в другой красноармейская книжка.

— Них шиссен! — тонко и высоко голосил ефрейтор. — Я ценный! Радио знаю! Не стреляйте!

Вид Сопычева был странен и пугающ. Небывалая поза и скорость передвижения, нечеловечески визгливый голос поражали.

«Да разве ты могла ехать с таким гоблином в одной машине?»

Одновременно захлопали выстрелы с обеих сторон. Почему стреляли лейтенант с Николаичем, девушка вполне понимала. Почему принялись палить немцы? Возможно, их тоже напугал этот обезьяний бег. Или они заподозрили в дурацком штыке и рыжеватой книжице коварную уловку большевистского фанатика? Или просто мстили за подстреленных в недавней стычке товарищей?

Стреляли много и часто. Короткие и длинные очереди «МП-38», резкие хлопки карабинов. Немцы разбежались вокруг своих драндулетов, стреляли с колена, коротко привставая из-за укрытия. Один из мотоциклистов удобно залег на пригорочке. С того берега отвечали реже, но одна винтовка высаживала обойму за обоймой, словно автомат. Николаич старается. Это же ему не баранку крутить. Куда гонит?

Катрин чувствовала себя дура дурой. Отсюда стрелять — только себя раскроешь. Выползешь — одного-двух подстрелишь, а куда потом с голой дороги деваться?