Выйти из боя - Страница 22

— Так точно, еще банка. Достать?

— Пока не надо. Но штык вы берегите. А то голодными останемся.

Сопычев напряженно глядел на командиршу. И, судя по всему, не очень понимал ее.

«Что-то с юмором моим стало», — самокритично подумала девушка.

Промелькнули первые дома. Грузовик резко затормозил. У распахнутой калитки стояла бабушка с двумя козами. Напуганные козы, мемекая, тянули лохматую веревку, норовя удрать во двор. Бабулька подслеповато щурилась на пыльную машину.

— Гражданка, фашисты в городе есть?

— Що, сынку, кажешь? — Бабка уцепилась за калитку. — Куди вам потрибно ихаты?

— Говорю, власть какая в городе? — повысил голос Любимов.

— Звычайна влада. Як завжды. А що? Що-нэбудь трапылось?

— Германцев в городе нет? — спросила с кузова Катрин.

— Та вы що? Я кий гэрманець? Цэ скильки рокив тому було, — хозяйка коз перекрестилась.

— Значит, в городе Советская власть? А не врете, гражданка? — с угрозой спросил Сопычев. — За ложные сведения знаете, что бывает?

— Яка, Радянська! Я ж кажу — як звычайно. Що вы даремно лаетэся ни свит ни зоря? Лаеться вин, як той собака. Изжайтэ, куды ихалы, — бабка замахала сухой лапкой.

— Вы, гражданочка, извините, нам только… — начал лейтенант, но бабка неожиданно тонко и громко закричала:

— Так проижджайтэ вы, бисовы диты, щоб вас чорты зжерлы. Жужжать отут и жужжать. Спокоя ниякого нэма. Лаються щэ. Ни сорому, ни совисти…

Басом загавкала собака в соседнем дворе. Ее поддержала другая псина.

— Оставь ее, лейтенант. Едем, — болезненно сморщилась Катрин.

Грузовик газанул, дернулся вперед. Катрин, держась за крышу кабины, смотрела, как вслед полуторке яростно грозит старушка.

— Вот вражина, — сказал Сопычев.

Тут Катрин готова была с ним согласиться.

Городок был пуст. Закрытые ставни, серые заборы, дома, погруженные в рассветную дремоту. Ни единого человека. Только ветви деревьев, тоже кажущиеся серыми в рассветном воздухе, покачиваясь, тянулись из-за заборов.

Грузовик резко повернул, едва не выскочив на тротуар. Катрин качнулась к борту, уцепилась крепче. Проскочили мимо двухэтажной школы, почты. Девушка по-прежнему не замечала ни единой живой души. Мелькнула нелепая мысль: может быть, все эвакуировались? Осталась бабка с козами да собаки на страже. Как же, все здесь, сидят по домам, ждут указаний новой власти. Или старой — это как повернется. А мотор полуторки еще и всех случайных прохожих отпугивает. И понятно, никакая серьезная власть так ошалело носиться не будет.

Машина выскочила на мощеную площадь, кажущуюся из-за своей пустынности гораздо больше, чем на самом деле. Пролетел мимо какой-то странный дом, бугрящийся изобильной лепниной от тротуара до самой крыши. Улица сузилась, старые дома теперь выстроились с обеих сторон, заставляя снижать ход. За домами высился шпиль костела. Полуторка уже выскочила к реке, перелетела горбатый каменный мост и повернула налево. Не успела Катрин удивиться тому, что в крошечных Камарах существует настоящая, выложенная камнем набережная, как эта набережная осталась позади. Машина со скрипом и лязгом затормозила. Девушка с трудом удержалась на ногах.

Мощеная площадка перед низкими воротами, глухая стена, уходящая вдоль заросшего берега речушки. Крыльцо красного кирпича, двери с казенной вывеской. «В/Ч № 57068. Комендатура». За зарешеченными окнами никакого движения.

Из кабины выглянул напряженный лейтенант Любимов.

— Проверим? — Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю.

«Может, не надо? Хватит с нас фанатизма», — подумала Катрин, выпрыгивая из машины.

Совсем рассвело. Пахло бензином и свежей зеленью. Вдоль забора ветерок небрежно перебирал листы каких-то документов. Тихо. Мертво…

— Глядите в оба, — приказал лейтенант бойцам. Николаич завозился в кабине, разворачивая длинную винтовку. Сопычев уже давно взял оружие на изготовку. Над бортом торчал только курносый нос и штык.

— Пойдемте, товарищ Мезина, — прошептал Любимов. — Вы сзади идите, если что — сразу к машине. Портфель вам зачем?

— Будем протокол писать, — ответила Катрин. Она видела, как парень переложил «наган» из руки в руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь. Нервничает. А кто не нервничает? Самой не по себе. Свой револьвер девушка засунула за ремень сзади. Зачем захватила портфель, и сама не знала. Надо думать — для представительности, — вошла в роль.

Они успели сделать несколько шагов к крыльцу, как дверь распахнулась. Выглянул узколицый милиционер.

— Вы из Львова, товарищи? Заходите, мы здесь, можно сказать, на осадном положении. Как обстановка на дорогах?

— А что, немцев нет? — несколько разочарованно спросил лейтенант Любимов, опуская «наган».

— Немцев? — удивился милиционер. — У нас спокойно. Вот только ни во Львов, ни в Дрогобыч дозвониться не можем. Связь прервана. Проходите — расскажете. Обстановка сложная, приказов не получаем.

— Обстановка везде сложная, — сказал лейтенант, поднимаясь по ступенькам. — Но ничего, товарищ сержант, разберемся. Арестованных с гауптвахты эвакуировали?

— Не всех, товарищ лейтенант. Проходите — все доложим по порядку, — милиционер кинул взгляд на машину, улыбнулся Катрин. Галантно придержал дверь, пропуская вперед.

Катрин стало тревожно. Что это он лыбится, как будто кофе и диван предлагать собрался? И говорит как-то слишком четко.

— Вы, товарищ, мне дверь не держите. Не старое время, и я вам не барышня. Проходите. — Катрин едва ли не грудью впихнула милиционера впереди себя.